Где он, Ливский берег?

Что за вопрос? Как где? Если Ливский, где же ему ещё быть, как не в Ливонии? Она ж ведь – «Земля ливов». Ну, а там где вся эта «земля» выходит к какому водоёму, там и должен быть «берег»!

Так-то оно так, да только… Где всё-таки эта самая земля выходит к водоёму? И какому именно? Ну, и самое главное. Где она нынче, та Ливония? Исчезла с политической карты Европы ещё в XVI веке, оставив нам в качестве исторической памяти о себе названия бывшего крестоносного ордена и той войны, что закончилась для нас совсем не так удачно, как начиналась. Когда, откладывая ещё почти на два с половиной столетия такой нужный стране выход к Балтике, перемирия пришлось подписывать совсем не с теми, кого, казалось бы, уже наголову разбили…

Не всё так просто. Но если танцевать обычно начинают от печки, то и про Ливонию вспомнилось – не зря. Она же, как уже говорилось – Земля ливов. То есть то место, где эти самые ливы живут. Или жили? Жили – живут… Может, не будем торопиться? По порядку. Сначала о том, кто же эти самые ливы.

Не знаю, может, потому, что в Карелии живу, именно поэтому меня постоянно уводит в сторону финно-угров? Карелы, финны, венгры… А теперь вот и ливы.

Ливы – это финно-угорское племя, что ещё до пришествия балтов заселило территорию современной Латвии. Откуда они пришли на эти земли ещё в 3 тысячелетии до нашей эры, навряд ли кто нынче скажет что-нибудь внятное. До самого ХV века не было у этих самых финно-угров письменности. А устные предания… Кто ж упомнит, что там было, за три тысячи лет до нашей эры?

Но, говорят, с востока и северо-востока пришли ливы. Пришли и стали жить. Заниматься разными нужными им делами. В основном, охотой и рыболовством. Жили они жили… Если и тужили временами, то не так чтобы и сильно. Как вдруг…

В X веке, опять же – до нашей эры, откуда-то из района нынешней Померании начали свою миграцию балтийские племена. Дорожное строительство в те времена в их среде как-то особо не приветствовалось, так что в качестве основных транспортных коммуникаций балты использовали воду. Озёра, реки. И потихоньку, потихоньку продвигаясь вдоль Западной Двины (Даугавы), вышли к её устью. Можно было бы сказать – к Рижскому заливу. Но поскольку столицу Латвии тогда ещё даже проектировать не начинали, то, наверное, правильнее – к побережью Балтийского моря.

И выход этот имел для ливов не самые хорошие последствия. Ареал их проживания был разделён балтами на две отдельные части. Западную – там, где потом образовалась Курляндия. И восточную – которую мы больше знаем как Лифляндию. Соответственно, вместо единого племенного целого образовались пусть и большие, но отдельные осколки. А битая – чашка это уже совсем не то, что целая. Чуть что и…

И пришел XIII век. До него всё было более-менее. Ещё в XII веке, если верить Генриху Латвийскому, ливы платили дань полочанам, а вот в начале следующего, XIII века, когда по некоторым оценкам их численность составляла не менее 40-60 тыс. человек, или 16-17 % от общей численности всех племён, населявших на тот момент времени территорию современной Латвии… В начале XIII века ливы всё больше и больше подпадают под влияние немецких рыцарей. И с 20-х годов уже вместе с ними, в качестве вспомогательного войска, начинают ходить в военные походы против латышей, эстов, русских...

И пропадают со страниц исторических хроник. После 1226 года о ливах – единичные упоминания. И то, только в одном-единственном источнике – Рифмованной Летописи.

Самое печальное даже не в этом. Ливы начинают исчезать не только из письменных источников. Они в реале пропадают. Вообще. Были, были до начала XIII века, а потом – раз. И нет их как бы… Ни на бумаге, ни в реальной жизни.

Конечно, не может вот так, практически мгновенно, исчезнуть народ численностью в полсотни тысяч, но что-то, имевшее для него страшные, непоправимые последствия, произошло. Что? Что именно?

В XIII веке резко ускорилась ассимиляция ливов, растворение их в латышской языковой среде. Немецким баронам, получившим земли в Курляндии и Лифляндии, нужна была рабочая сила. Её хватало в относительно обжитых южных, латышских, районах этих земель. А вот в северных, приморских, заселённых по преимущественно ливами, в ней была острая недостача. Бароны и переселяли с юга на север целые сёла зависимых от них латышских крестьян, совершенно не думая при этом об этнической или национальной толерантности. И началась ассимиляция ливов латышами.

Так, при непосредственном участии ливов и во многом благодаря именно им, сформировались современные латыши. Можно сказать, что не будь когда-то ливов, сегодня не было бы латышей. И Латвии бы тоже не было. Но самим ливам от этого ни холодно, ни жарко. Они почти полностью ассимилировали.

Правда, в XVIII веке, когда земли Курляндии вошли в состав Российской империи, этот процесс замедлился. Ливы и родственные им эсты, язык которых, особенно их южные диалекты, очень схож с ливским, оказались в одном государстве. Замедлению ассимиляции в немалой степени способствовали интенсивное общение, хозяйственные связи двух родственных народов. Особенно зимой – прямо по льду замерзающего Рижского залива или через Ирбенский пролив – на остров Саарема, который тогда назывался Эзель. Но всё равно. Пусть не так быстро, но процесс ассимиляции шел и тогда. По данным 1852 года в Курляндии жило 2324 лива. Всего-навсего.

А в 1917 году империя распалась. И одним из направлений деятельности молодых национальных государств Прибалтики стала политика коренизации. Нужно было достичь главной цели – чтобы каждый понял, что он, в первую очередь, гражданин Латвии, Эстонии или Литвы. Всё остальное отходило на второй план. В том числе и проблема ливской самоидентификации. Проблема сохранения ливов как нации.

Нет, ливы не остались один на один со своими бедами. Где-то недалеко были другие финно-угры. Эстонцы, финны, венгры. Во многом благодаря их усилиям, в 1923 году был создан Союз ливов, а 6 августа 1939 г. за счёт собранных в Финляндии, Эстонии и Венгрии средств в посёлке Мазирбе открыт Ливский дом, построенный по проекту финского архитектора Эркки Хутонена. Эти же государства оказывали и иную посильную поддержку родственной им ливской культуре. В школах появилась возможность изучать национальный язык. Начали создаваться ливские хоры.

Но не прошло и месяца с открытия Ливского дома, как началась Вторая мировая война. А когда она закончилась, практически сразу, между ливами и всей остальной Европой встал «железный занавес».

Сейчас его нет. Но и ливов почти не осталось... Ныне ливами себя называют 400 человек. Четыреста! По всему шарику. Из них чуть меньше 50 проживают в Курземе, рядом с самой северной точкой Латвии – мысом Колка. На небольшом, километров в 50, отрезке побережья, где воды Балтики встречаются с Рижским заливом. По ливу на километр. Всего 12 деревень – от Лужны, что от Колки на юго-запад, к Вентспилсу, до Мелнсилса, если на юго-восток, по направлению к Риге.

4 февраля 1992 года правительство Латвии приняло специальное решение и объявило этот небольшой участок Курземского побережья культурно-охраняемой территорией со специальным статусом и официальным названием – «Ливский берег».

Здесь он. В Курземе. Был, есть и, может быть, будет? Очень хочется верить, что пока ежегодно, в первые выходные каждого августа, над Ливским домом в Мазирбе поднимается в честь праздника национальный, зелено-бело-синий триколор, такая надежда сохраняется…

Во всяком случае, сегодня и латыши, и ливы признаются двумя автохтонными народами Латвии. Двумя равными народами.